Последняя пуля ополченца Федора

Есть такая удивительная речка Деркул, текущая вдоль прочерченной враждебными силами границы России и Украины. Летними вечерами места эти необычайно красивы, притягивают спокойствием и гармонией, от которых так и веет вечностью, незыблемостью  единения природы и человеческого бытия.

В том месте, где Деркул впадает в Северский Донец наблюдаются иногда странные явления. В полночь вдоль берегов речки в вечерней дымке появляются светящиеся блики. Иной раз они создают причудливые фигуры, которые движутся по спирали, уходя в  ночную тьму. Движение по кругу и вверх создает ощущение огромной трубы, уходящий в дальний космос. Кто-то видит в движущихся картинках прошлое, кто-то будущее. Но, увидевшие что-то  особенное, что-то очень важное никогда об этом не рассказывают. Никому. Потому что перед каждым  явившимся сюда, ставится  главное условие чудесного осмысления себя в прошлом и будущем  - умолчать об увиденном, сохранив глубоко внутри истинные образы…

Кстати, если  провести прямую линию от точки слияния двух рек строго на Запад, то по прямой линии отсюда до Луганска всего тридцать километров.

Только вот этим летом ночную тишину нарушает  утробный грохот и скрежет со стороны Луганска. Если прислушаться сосредоточенно, то сквозь эти неясные шумы  дальних множественных взрывов крупнокалиберных снарядов явственно прослушиваются предсмертные крики детей и женщин.

Мой собеседник Федор Максимович Елистратов, шахтер-пенсионер  из Макеевки, привез меня на это место, которое он называет "центром земного притяжения".  Неподалеку отсюда живет дремотной жизнью небольшой российский городок Донецк (тезка миллионного Донецка-гиганта, того самого, где гибнут женщины и дети). В нем  живет с дружной семьей его младшая сестра, близкий ему человек, принимающий  сердечно все его душевные порывы. Уютный, светлый, всегда нарядный и притягательный городок расположился в крутом изгибе российско-украинской границы. Жители городка шутят:

-Нам повезло, спрятались за российским кордоном. А старший наш брат Донецк-большой мучается сейчас на чужбине.

Сюда, в российский Донецк Федор Максимович приезжал пять лет назад  после страшной смертельной катастрофы на шахте и  своего чудесного спасения, когда от взрыва метана погибло двадцать восемь товарищей, а он чудесным способом спасся, пробыв трое суток в кромешной тьме разрушенного забоя без света, воды, еды. В этот уютный городок  притянуло его  и после того, как встал на ноги после тяжелого  ранения,  полученного во время неудачного для ополчения  боя под Горловкой. Теперь вот он дохаживает последние  отпускные дни перед возвращением  в родной ополченческий батальон.

Предваряя долгий рассказ о пережитом в последние месяцы Федор признался:

-Знаешь, много я пережил, перетерпел: и предательство и гибель друзей и собственную подлую немощь.  Но вот одно переживание до сих не могу забыть и прохожу его бессонными ночами, память моя раз за разом восстанавливает  заново один тяжкий военный эпизод и оттого  болею душой,  очень тяжело болею. А началось все с  моего вступления в ополчение. Все мы тогда - родственники, друзья, соседи переживали, не спали ночами от  вестей из Киева. Ходили на работу, в магазины за покупками словно тяжелобольные люди, у которых отобрали здоровье, отобрали надежду и смысл жизни. Вот тогда и решил однозначно - иду воевать против того мироустройства, которое нахально  шло к нам из Киева.  Иду я один, а сын Трофим, которого только год как женил - остается жить и род наш продолжать…

А дальше Федор Максимович рассказал, как  странно и не очень удачно началась его служба в ополчении, как он долго и  страстно доказывал  свою методу войны с хунтовской бронетехникой командиру ополченческого батальона. Все было тогда, весной,  конечно же условным - "рота", "батальон"; едва вооруженные и не обученные военной дисциплине небольшие отряды были больше похожи, по определению Федора на "цыплят, впервые вышедших на соседний огород".

Очень переживал Федор, когда танки  и  БТРы  украинской армии подступили к соседним поселкам и грозно ворочали огромными стволами пушек и крупнокалиберных пулеметов. Было у ополченцев  в отряде несколько гранатометов. Но первые стрельбы из них всех разочаровали. Не так-то легко было попасть в движущиеся бронированные чудовища. А гранатомет РПГ-7, после стрельбы из которого  кумулятивной     гранатой лопались барабанные перепонки, многие ополченцы невзлюбили  и предпочитали  пользоваться "мухами", несмотря на то, что из них броню не пробить.

Автором  главной мысли о борьбе с БТРами выступил сын Трофим. Он предложил взять из городского музея противотанковое ружье, которое, по его разумению, будет с легкостью  пробивать броню вражеских бронетранспортеров. После этих  слов сына Федор  не спал две ночи, дождался открытия городского музея боевой славы, закрытого было на ремонт. Там он договорился со смотрителем, старым подслеповатым Ерофеем, которого знал еще по работе на шахте. До ухода на пенсию он работал там горным мастером. Подойдя к стенду, он долго щупал, осматривал ПТРД , нескладную махину двухметровой длины, гладил уважительно ручку затвора, взводил  толстую мощную пружину. Только вот использовать музейное ружье в бою не было никакой возможности, поскольку чья- то опытная рука повредила затвор старинного оружия.

Из музея ноги сами понесли его в церковь святого Архангела Михаила. Там он долго молился  слева от алтаря, подошел к поблекшей двухвековой намоленной иконе  Архангела Михаила и  неожиданно для себя встал на колени, склонился низко с мыслью  "Благослови…"  Припал лбом к прохладному  щербатому полу. Ощутил кожей лба каждый бугорочек нескладно уложенной половой плитки. И вдруг услышал явственно наставление, произнесенное  сильным раскатистым мужским голосом на старославянском языке, в котором различил явственно  одно слово "Благословляю", произнесенное громко и  чисто, в  котором  яяа растянулось в долгий звук, зазвучавший эхом под церковным сводом  и глубоко  отозвавшийся глубоко внутри. С этим звуком Федор и вышел из церкви.
 
Через день с бутылкой водки "Мягков"  пришел к жившему по соседству старому знакомому из дружной шахтерской бригады, Виталику Ушакову, ушедшему контрактником на военный склад в небольшом поселке Волноваха. Сейчас сосед  жил вольной жизнью, пъянствовал и кутил, как он выражался  "со всей душевной силой".

По слухам Виталик приторговывал оружием  с воинских складов в Волновахе. Что и натолкнуло Федора на попытку добычи желанного ружья.  Выпив полстакана  добротной водки, нетерпеливо начал задавать вопросы соседу и понял - попал в точку. Понял,  что не напрасны были слухи о торговле оружием с громадных  воинских складов Волновахи. По слухам на складах площадью в  десяток гектаров хранилось оружие времен Великой войны в несметных количествах. Только винтовок и пистолетов хватило бы на вооружение всего населения  Украины. После  киевского  Майдана и начавшихся криминальных разборок по всей  Украине люди начали искать оружие: кто  для самозащиты,  кто наоборот - чтобы грабить награбленное. Особо ценились в продаже  надежные фронтовые  пистолеты ТТ, коими успешно приторговывал  Виталик с бессчетных  военных складов.

Виталик поначалу удивлялся и насмешничал, издевательски закидывал вопросами Федора, но потом как-то быстро вспомнил о дальнем складе, на котором хранились  древние, как он выразился противотанковые пугачи. Издевательски заметил:

- ПТР я тебе добуду, только вот пугнешь  фашиков из пугача, так они по тебе из пушки кааак вдарят! Так ошметки и полетят, -  Потом,  заметив  крутой взгляд Федора  пьяно икнул и принялся извиняться.

Через неделю  УАЗик-таблетка украинской армии  привез в укромное местечко в лесопосадках два закрученных в рогожу  противотанковых ружья конструктора Дегтярева 1942 года выпуска и три десятка бронебойных патронов огромного размера.

Вот так и появился в  ополченческих байках знаменитый "дядя Федя", сжегший из ПТР девять вражеских бронетранспортеров и одну самоходную пушку "Нона".

Первые  стрельбы из ружья провели в лесопосадках. Федор на срочной службе в армии  научился стрелять из снайперской винтовки Драгунского и даже имел поощрения  за меткую стрельбу от командования  бригады. Теперь руки и глаза сработали самостоятельно, словно вспомнив все приемы дальней стрельбы. В белый мешок, набитый землей с песком, выставленный за двести метров, пуля попала  с первого выстрела. Только вот отдача была такой силы, что правое плечо сразу онемело и  травмированная рука повисла бессильно. Ещё через минуту в онемевшее плечо пришла боль и Федор испугался, что выбило кость и теперь, так и не поучавствовав в настоящих боях, придется долго лечиться.  Но Бог миловал - все обошлось большим кровоподтеком  и ноющей болью у ключицы. Зато результат был потрясающим. Пятнадцатимиллиметровая пуля насквозь,  словно кусок масла, прошила  толстый мешок, ударила в ствол дерева, стоящего за мешком и зажгла его словно спичку. Прибившиеся к испытаниям ополченцы, минуту назад посмеивавшиеся над причудами  Федора, примолкли и старательно притушили  начавший гореть сухостой вокруг срезанного дерева… А Федор, уверовав в свое предназначение,  отпраздновал свою победу в ночном одиночестве, раз за разом смазывая почерневшее плечо облепиховым маслом.

Потом Федор обнаружил на ружье специальный выступ, к которому надлежит прижимать щеку при прицеливании и  сообразил: надо при стрельбе очень плотно, с усилием прижать приклад  к плечу и в момент выстрела  напрячь  хорошенько мышцы торса, принимая всем телом отдачу. Сам упор приклада  снабдил двумя слоями поролона, прижав их  синей изолентой.

Через день  на рассвете за Федором, дежурившим в ночь на блок посту, примчался  на  стареньком УАЗике командир батальона. Командир был небрит и глядел на Федора оловянными, опухшими от бессонницы глазами:

-Федя, от тебя счас все зависит, выбивают он нас с двух блокпостов, берут в окружение. У них три БТРа, лупят из пулеметов - головы не поднять. У нас пятеро раненых и семеро двухсотых…

Через минуту Федор сидел в машине в обнимку с двухметровым ружьем, заботливо обмотанным байковым одеялом. А через полчаса Федор вместе со  вторым номером, Митей Полосухиным, подползал к чадящему блок посту с южной стороны села. Зажженные покрышки чадили нещадно. Из клубов дыма доносилось "Слава Украине"  и скоро толпа галдящих национальных гвардейцев, скрываясь за двумя БТРами вышла на асфальт. Федор пополз в сторону, чтобы стрелять точно в борт.  Установил сошки, прикинул: сбоку бронебойно-зажигательная пуля  должна была ударить  под углом градусов в семьдесят, так, чтобы наверняка пробить броню. Прицелившись, Федор начал  стрелять, не прячась от  защелкавших вокруг пуль. За три минуты расстрелял весь боезапас - все пятнадцать бронебойно-зажигательных патронов. Только после  последнего выстрела  начал воспринимать мир и ощутил в полной мере сделанное -   в первом БТРе что-то заскрежетало, из него стали выскакивать  чумазые нацгвардейцы. А вот второй одномоментно зачадил сизым дымом,   через  него быстро вырвался клок пламени, потом БТР вспыхнул   костром, из которого стали выпрыгивать и метаться горящие фигурки…  И тут только услышал всхлипывания Мити. Одна из пулеметных пуль, пролетевшая между ними, пропорола Митину левую скулу и оторвала ухо. Между тем ополченцы ударили по наступавшим длинными  автоматными очередями,  и со стороны неприятеля  стрелять перестали, горящие фигурки угомонились, превратившись в небольшие чадящие костерки.  Нацгвардия отступила, бросив своих убитых…

Вечером, на поминальном ужине командир батальона, помянув погибших,  подошел к  сидящему Федору:

-Слава тебе, Федор Максимович. Если б не ты со своей артиллерией,  мы бы все тут полегли. Полегли, но не отступили, потому как нам нельзя вот так взять и убежать. Опозориться. И комбат поклонился в пояс.

С того дня военная фортуна не оставляла Федора. Перед рассветом он с тремя ополченцами подполз к подбитым БТР-80 и самолично забрался в один из  них, надергал  патронов из металлической ленты КПВТ . Во второй, сгоревший,  лазить не стали, поскольку весь боезапас там    взорвался. Всего добычей Федора стало 32 патрона. Каждый из них тяжелой  двухсотграммовой тушкой уложился в толстостенный рюкзак. Этот бесценный  увесистый груз тащил на себе лично, не доверяя  молодым помощникам.

С того дня первой военной победы Федора многое сместилось в его понимании военного дела. За собой он видел особую роль  защитника и спасителя милой ему Макеевки. А родных ополченцев он стал воспринимать как братьев, остро нуждающихся в его  военном мастерстве. Надо сказать, дела у ополченцев пошли на лад. Национальная гвардия после уничтожения двух своих БТР-80 потеряла охоту штурмовать блокпосты ополченцев. Потом на смену к ним подошли десантники из Днепропетровска. Поначалу они  не хотели воевать, поскольку все они  были по сути простыми русскими  и украинскими парнями, согнанными на войну. Поэтому  противостояние заключалось в основном в том, что матерно обкладывали друг друга да перестреливались сигнальными ракетами. Но однажды десантников словно кто-то с цепи спустил. Они разметали  зажженные покрышки и прорвались на трех  БМД-2  прямо к городским улицам. Произошло это в день, когда Федор с подлечившимся Митей дежурил на блокпосту с другой стороны города. За Федором приехал на потрепанной четверке  пожилой шахтер-пенсионер - Михалыч.  Федор уже выбежал из траншеи к дороге в боевой готовности. Через весь город слышны были громкие  очереди тридцатимиллиметровых пушек  и  бесполезное уханье РПГ-7. Когда миновали центр города Михалыч совсем сдал,  зубы в стальных коронках и протезах стали выбивать дикую дробь и Михалыч обессилено остановил машину, открыл дверцу:

-Ребята простите, не могу я, - и опустился в придорожную траву держась за сердце.

Место за рулем занял проворный Митя, резко, со свистом  задних колес бросивший машину вперед. А прорвавшиеся на окраину города БМД   поливали  все пространство перед собой из  тридцатимиллиметровых  пушек, снаряды летели вдоль улиц, срезая крупные тополя и акации, разбивая в брызги кирпичные стены, прошивая и корежа легковые автомобили.

- Пьяные, похоже, гады, - понял Федор, - сейчас  вас ублажу.

Пригибаясь, перебежали  детские игровые площадки и увидели две БМД, стоявшие на перекрестке  спиной  друг к другу, развернув  длинные хищные стволы    пушек.

Федор  залег у основания небольшого рекламного щита, прославляющего новые компьютерные игры. Спустя секунду весь мир превратился в  прицел. Первый свой выстрел не услышал, потом лишь узнавал голос Мити, считавший выстрелы. Очнулся когда Митя стал  трясти за плечо и орать  прямо в ухо:

-Горят они, дядь Федь, горят. Патроны побереги, нам еще двух  сжечь надо. Федор  увидел картинку словно во сне. Оба БМД вспыхнули жаркими факелами. С боковой улицы к ним устремились две других  машины, одна из  которых  туту же получила в борт кумулятивную гранату. И тогда последний оставшийся целым БМД, ревя двигателем, рванул наутек. Федор, крича, схватил правой рукой деревянную ручку,  крепившуюся в центре ружья и побежал вслед  за   ревящим чудищем. Потом, видя, что БМД уйдет, остановился и стал стрелять стоя, держа двадцатикилограмовую махину на весу. Хотя до  удирающего врага была больше двухсот метров, Федор  видел серебряные искры  попаданий  зажигательных пуль в алюминиевую броню.  Вражеская машина издала громкий скрежещущий звук: одна из  пуль с вольфрамовым сердечником пробила броню, стенку двигателя и смяла поршень. Машина словно зверь завыла плавящимися подшипниками и встала. Выскочившие десантники отбежали в сторону и подняли руки: шансов пробиться с оружием из окружения у них не было.

Когда в штаб батальона привели пленных, те рассказали - ночью кто-то перерезал горло часовому. А всего день назад они дружно, всем десантным батальоном отметили его девятнадцатилетие и парень красиво пел песни на гитаре…

Командир батальона запретил всякие празднества по случаю победы над десантниками, поскольку все ожидали новых атак подтянувшегося к городу батальона "Днепр", сплошь состоящего из боевиков правого сектора.  Только на следующий день Федора все-таки поздравили и  перед строем сердечно поблагодарили. А балагур и юморист Митя нарисовал на большом листе ватмана "Портрет в движении", на котором Федор был изображен с  любимым  двухметровым ружьем. На дружеской карикатуре ружье было в четыре раза больше  самого бронебойщика. Гвоздем шаржа было изображение Федора с короткими кривыми ногами, на которых он догонял вражескую  десантную машину.  В заключении в поэтической форме было описано огорчение Федора, когда он увидел, что  восемь тонн дорогостоящего алюминиевого лома удирают от него. Так что всеми уважаемый  пенсионер рванул стометровку, поскольку он уже спланировал сдать алюминий на металлолом и купить на  полученные деньги любимой женушке самое красивое платье от французских кутюрье.  Дружеский шарж имел большую популярность. Теперь все в городке только и говорили об успехах Федора и будущих победах доблестных ополченцев.

А дальше Федор стал сам охотиться на БТР. Ему нужен был непременно БТР-80, поскольку тот был снабжен  пулеметом КПВТ со  столь нужными его драгоценному ружью патронами с бронебойно-зажигательными пулями.  Понимающий комбат выделил ему в поддержку аж десятерых ополченцев Тогда и разработал Федор свою первую наступательную операцию. Не знал, что его подстерегает главная опасность гражданской войны….

Засаду он продумал безукоризненно путем провокационного нападения на блокпост нацгвардии. Те, конечно же, вызвали подкрепление на двух БТРах. Оба БТРа Федор поджег в ста метрах от атакованного блок поста, умело пробив броню в тех местах, где сидели механики-водители. Выскочивших нацгвардейцев забросали гранатами.  Теперь надо было достать снаряженные пулеметные ленты. В одну из машин  полез Митя, во вторую сам Федор. Не знал он, что там, на окровавленном водительском сиденье  сидит умирающий восемнадцатилетний парнишка. Когда Фёдор начал вытаскивать его, тот застонал и стал  звать мать из далекой Винницы. Звал громко и надрывно, Так просят умирающие в страстном желании  урвать от смерти еще хоть минуту. Федор закричал страшным голосом, зовя  на помощь санитара. Тот подошел, бросил взгляд на  страшную рану и брякнул:

- Так ты ж Федор Максимович всю грудную клетку ему распорол, тут уж ничего не поделаешь.

Парнишка умер на руках у Федора через минуту, шепча "Мамо" и испуская кровавые пузыри…

Эта смерть разрушила весь складный мир  вокруг. Все исчезло, кроме омертвело раскрытых голубых глаз, хриплого "Мамо" и страшных кровавых пузырей у краешков губ. Реальность вокруг  Федора взорвалась и перестала существовать…

Забыв у бруствера любимое ружье Федор петляющей походкой пошел в лесопосадки, размазывая по лицу и волосам кровь, начавшую сворачиваться в липкую бурую жижу.

Второй бронебойный номер  Митя  сострадательно (вопреки строгому сухому закону, введенному в ополчении) добыл бутылку водки, соленых огурчиков и с настоятельной требовательностью заставил Федора выпить стакан залпом. Федор безотчетно все выполнил. Выпил водку словно воду. Если бы ему сейчас дали стакан расплавленного металла, он и его выпил  бы бесчувственно, может даже с облегчением…

Но водка дала обратный эффект. Обезумевший Федор начал пинать и бить кулаком свое прославленное ружье, ударил кулаком несколько раз по затвору, разбив в кровь костяшки правой кисти…

Потом пришло просветление и плачущий бронебойщик поставил в угол  своё ружье и стал молитвенно просить прощения. Обращался к нему как к живому высшему существу. Ведь ружье его спасло  десятки, а может сотни жизней простых людей родной Макеевки.

Ночное безумие Федора закончилось тревожным утром, когда комбат поднял по тревоге весь батальон и усилив блокпосты, расставил  людей с новенькими  РПГ-9 у заминированных обочин на въезде в город.  Комбату уже доложили о беде, приключившейся с Федором, и он приказал Мите остаться рядом с Федром "до выздоровления". Едва успели заспанные ополченцы выскочить из школьного спортзала, как в двадцати метрах от входа рванула первая 120-миллиметровая мина. Шестнадцать килограммов осколков с рваными краями пробили двери, срубили крупные ветки деревьев, изрешетили  две легковушки, стоящие у стены. Федор вышел в этот момент на улицу по нужде, но чудесным образом все осколки миновали его. Видно кто-то свыше решил сберечь его жизнь, поскольку не все главные дела он  сделал на этом свете.

Через день Федор уже  дежурил на блокпосту, заботливо укутав байковым одеялом  свою "двухметровую  ненаглядную". Комбат, разглядев синяки под глазами,  решил было дать Федору еще два дня "на восстановление", но Федор настоял на включении его в боевую работу, поскольку стал панически бояться одиночества.

Дежурство на блокпосту ожидалось тревожное. К национальной гвардии, обосновавшейся всего в пяти километрах, подошла в подмогу целая колонна бронетехники, в числе которых были несколько самоходных артиллерийских установок "Нона", которые в совсем недавнем прошлом нанесли ополченцам серьезный урон. Тогда спасло только то, что у противника не нашлось опытных операторов-наводчиков и все снаряды легли с большим  перелетом.

Так что Федор, по приказу комбата, установил своё ружье в  ста метрах от блокпоста и тщательно замаскировался. Но  совсем забыл о дульном тормозе, который  гасил мощную отдачу от выстрела.

Дульный тормоз  в этот раз сыграл свою зловещую роль. Если раньше Федор заботливо расстилал под него   кусок плотного брезента и мощная пороховая струя била в него, не поднимая пыли, то сегодня все получилось нескладно.  Самоходка приблизилась неожиданно быстро. Стреляла с коротких остановок прямой наводкой по позициям ополченцев. Чувствовалось, что оператор- наводчик имел большой опыт  артиллерийских дуэлей. Он хладнокровно разметал все полевые сооружения ополченцев. Все  пятидесятисантиметровые фундаментные блоки, прикрывавшие блокпост  в пять минут превратились в труху, а горящие покрышки разметало на полсотни метров.

Федор прицелился в  стык боевой башни и корпуса. Привычно нажал на спуск. И сразу ослеп: струя пороховых газов из дульного тормоза подбросила вверх столб пыли и мелких веток,  так что после этого  первого выстрела Федор   подхватил свое ружье  и отчаянно заметался, пытаясь  выбраться  из пыльного облака. В этот момент совсем близко сзади ударил  взрыв  82-миллиметровой мины. Веер осколков пробил левое предплечье  и ударил поверх левого обреза бронежилета, разбив  ключицу. Превозмогая боль Федор все же разглядел - 120 мм самоходная пушка "Нона", столь нелюбимая ополченцами, загорелась синим бесцветным пламенем. Через несколько минут рванувший внутри боезапас  сорвал башню с пушкой и отбросил ее на десяток метров в сторону. Но Федор уже не видел этого, погружаясь в хаотичный мир тьмы, в котором вспышками возникали лица жены, Трофима, комбата и покойных друзей, сгинувших в забое во время аварии.

Тяжелораненого Федора довезли до городского госпиталя, потом, по ходатайству комбата с трудом перевезли в Ростов-на Дону, где ему сделали три операции.  Теперь он поправляется и отмерил себе последние дни вынужденного отпуска. С нетерпением ждет свидания с  милой душе "двухметровой красавицей", поглаживая здоровой рукой тяжелый патрон в правом кармане.

Душу шахтера греет  одно - сын с женой и внуком обустраиваются в далеком мирном Саратове. А это значит - будем жить!

Тексты в разделе "Блоги" являются частным мнением авторов, а не редакционной позицией ИА "Взгляд-инфо".