Мама, я живой...

Коттеджный поселок в глубине Энгельсского района встречает синим небом. Приличного вида мужчина лет тридцати пяти ждет нас у ворот не менее приличного двухэтажного коттеджа из красного облицовочного кирпича с гаражом и окруженным березками и забором небольшим внутренним двором. Это Алексей Тарасов, директор энгельсского реабилитационного центра для наркозависимых (название центра по антирекламным соображениям опускаем), у него продолговатое спокойное лицо и глубокие серые глаза. В отличие от пятидесятников, не захотевших видеть нас на территории своих трудовых лагерей, Алексей пригласил нас в гости сам. После телефонного разговора с ним стало понятно, что поедем мы не в трудовую артель и наркоманов, разгружающих кирпичи и расклеивающих объявления, на его территории вряд ли увидим. Но тогда что мы увидим? Если случаи выздоровления зависимых действительно есть, то как это удается? За счет чего? Что же это за центры такие и что в них происходит с людьми? Искать ответы мы отправились на другой берег Волги.

 

"Кто молчал о своей болезни…"

Найти центр по карте оказалось не так-то просто, поначалу мы заблудились, уехав не в ту степь. Но вот, наконец, подъезжаем к коттеджу. Он находится в обычном частном секторе – узкие деревенские улочки и разношерстные дачи.

У ворот коттеджа плавно, словно тень, мелькает девушка, осторожно улыбается, едва слышно здоровается и плавно исчезает.

Алексей тоже приветствует нас и ведет в дом. Деревянная отделка, вешалки с верхней одеждой, зимняя обувь и тапочки – в холле на первом этаже по-домашнему уютно. На обставленной "по последнему писку" кухне цвета фуксии двое молодых парней готовят обед. Это реабилитанты Руслан и Станислав. Они уже очистили лук и приступили к рису и картошке – сегодня в меню борщ и ризотто, а накормить нужно 20 человек. Алексей говорит, что "желающих пообедать" могло быть намного больше, но большое количество пациентов снижает эффективность лечения, и команда центра на это не идет.

По свежеотделанной деревянной лестнице поднимаемся на второй этаж. Он почти полностью жилой, кроме административного холла и актового зала с камином, где проходят развлекательные вечера и групповые занятия, пространство занимают жилые комнаты – две "для мальчиков" и столько же "для девочек".

Девочки в центре есть. Я смотрю на мелькающую в коридоре брюнетку лет двадцати, худенькую, в черных очках, и пытаюсь понять, как же это юное создание вполне интеллигентного вида решилось так пренебречь своей жизнью, чтобы оказаться здесь?..

У девочек в комнате – обои в цветочек, цветная мебель и прочие "финтифлюшки". И лишь плакаты совсем не девичьего содержания выдают в обитательницах этой "квартиры" пациенток реабилитационного центра. "Кто молчал о своей болезни, тот давно уже умер", "Слова ничего не значат, пока не перейдут в действия"…

Такие баннеры висят на дверях и стенах центра, их рисуют реабилитанты – мотивируют себя на изменения.

В комнате у мальчиков – кровати, обычные и двухъярусные, занавески на окнах, кондиционер. Воздух в центре озонируется – для ослабленного организма это важно. Ванная с туалетом выглядит вполне комфортно, есть горячая вода.

Коттедж для центра Алексей Тарасов арендовал около семи лет назад, а сегодня уже удалось частично его выкупить. Глядя на этого здорового, розовощекого, широкоплечего мужчину с глубоким спокойным взглядом, ни за что не скажешь, что столько же продолжалась и его собственная зависимость – на героине он просидел ровно семь лет.

На ноги его поставили в одном из реабилитационных центров Подмосковья, после чего он решил заниматься реабилитацией зависимых людей профессионально. Выучился в Москве на аддиктолога, или специалиста, помогающего избавиться от пагубных пристрастий (аддиктология – наука об аддиктивном (зависимом) поведении), работал в престижной московской наркологической клинике Маршака и в общей сложности занимается терапией наркозависимых уже 11 лет. Важным этапом на этом пути стало знакомство с Татьяной Ермаковой, профессиональным психологом, много лет проработавшей с подростками в системе образования. Алексей увел ее из школы, и с тех пор они не разлучаются. Начинали с наркологических кабинетов, где вели консультативный прием, потом решили открыть стационарный центр.

 

12 шагов прозрения

Основой реабилитации в центре является не таскание кирпичей и не выращивание гусей, а групповые и индивидуальные занятия с психологом, в ходе которых человеку на многое открывают глаза – и в первую очередь на самого себя и свою зависимость, учат анализировать скрытые психологические причины этой зависимости, мотивируя на лечение. По словам Алексея Тарасова, причины зависимости у каждого свои – от генетического недостатка эндорфинов в организме до детской психотравмы и неправильного воспитания, способствующего развитию нарциссических или иных не совсем здоровых наклонностей. Но если человек начинает понимать себя, свои слабые места и испытывать удовольствие от самоанализа, значит, он на пути к выздоровлению. Вот почему все реабилитанты говорят о себе и своих внутренних "тараканах" гораздо охотнее, чем любой среднестатистический человек – о своих.

 "Ведь почему в трудовых сектантских центрах бывает так, что пока человек находится там, в этой атмосфере, он не употребляет, а потом выходит наружу и возвращается к употреблению? Потому, что с человеком не произошло никаких изменений, с ним работали только на уровне внушения, как с зомбированным. Но, сталкиваясь с жизненными ситуациями, он реагирует на них так же, как реагировал тогда, когда употреблял, и желания у него возникают те же. А профессиональная реабилитация как раз тем и занимается, чтобы у человека была возможность менять свои реакции, свой фон чувств и возвращаться к обычной жизни уже другим человеком.

Например, человек постоянно отталкивает от себя людей, после чего уходит в одиночество, чувствует свою никчемность, впадает в отчаяние и идет забивать свою пустоту наркотиками. Мы эту ситуацию рассматриваем, почему это происходит, почему реакция людей на тебя именно такая? Значит, в тебе есть что-то, что их отталкивает. Значит, это "что-то" в себе надо обнаружить и изменить", – рассказывает специалист.

По его мнению, религия не может быть средством излечения от зависимости, как это полагают пятидесятники, человек может верить во что угодно, но наркомания – это заболевание, которое имеет свою симптоматику, и с этой симптоматикой нужно работать. Это очень тонкая работа с человеческой психикой, нужно понимать, какой фон чувств человек готов прожить, а какой станет для него сродни психологическому насилию. Профессионал оценивает возможности человека и дает прозреть в той мере, которая ему не навредит.

В профессиональных центрах чаще всего используется распространенная американская программа "12 шагов". С человеком работают в группе, где он получает поддержку и ощущение собственной личностной значимости, заставляющие его поверить в то, что он – человек.

По мнению Алексея Тарасова, зависимость от наркотика не физическая, а в первую очередь психическая.

"У человека, употребляющего наркотики, столько внутренних проблем, что без наркотиков ему плохо. Наркотик дает неудовлетворенному человеку удовлетворение и поддержку. Или у человека много внутренних запретов, которые не дают ему испытывать нормальные чувства. А наркотики дают полную свободу, снимают все границы. Ему все можно, у него все хорошо, у него нет проблем, у него все спокойно внутри… То, с чем он родился и вырос, весь этот груз – пропадает. Наступает облегчение. Поэтому забрать наркотики не тяжело, они и сами понимают, что это смерть. Но как без них жить? Не просто терпеть и страдать в своем коконе, а жить так, чтобы было комфортно – вот это и есть одна из целей реабилитации. К сожалению, не все центры заняты этим настолько углубленно. Есть хорошие профессионалы и центры с неплохим подходом. Но проблема шарлатанства никуда не девается", – говорит аддиктолог.

Когда эндорфины в виде наркотиков поступают извне, то свои собственные гормоны радости организм уже не вырабатывает. И когда человек перестает употреблять, внутри у него начинается ад.

По словам психолога Татьяны Ермаковой, крайне важным пунктом выздоровления является работа с родными. Будучи людьми созависимыми, родственники наркомана своими неправильными действиями порой, сами того не замечая, удерживают человека в его зависимости. Поэтому измениться и понять о жизни что-то очень важное должен не только реабилитант, но и его родные. Они должны получить в свое распоряжение новый арсенал навыков и реакций, которые будут помогать зависимому человеку в его новой жизни, а не "топить" его.

Случаи, когда бывшие воспитанники открывают свои собственные псевдоцентры, Алексею известны, и он по этому поводу сильно переживает.

Способ отговорить резидентов от подобного использования полученных в ходе реабилитации навыков наука аддиктология еще не придумала. "Как отговоришь человека от легкой наживы, тем более зависимого? Мы его на ноги поставили, но он в своих мотивах остался эгоистичен, алчен. Мы не меняем человека настолько глубоко. Изменения, которые мы даем, позволяют им жить и не употреблять. Но святыми мы их не делаем, понимаете? Наша задача – сделать так, чтобы человек не умер. Ну а он выжил – и понеслась…" – расстраивается Алексей Тарасов.

Конечно, далеко не все реабилитанты, выйдя из центра, принимаются наживаться на "не чужой" для них беде. Большинство после выписки просто возвращаются к родным. Есть и те, кто настолько проникается реабилитационной работой, что остается в центре волонтером или штатным сотрудником. К таким людям относится бывший реабилитант, а ныне стажер центра Олег.

 

Олег

У Олега серьезное лицо и обращенный вглубь себя сосредоточенный взгляд. Со стороны это выглядит так, будто человек стоит у края невидимой пропасти, из которой он совсем недавно каким-то чудом выбрался. И вот теперь он смотрит в эту пропасть с высоты и сердце его замирает...

Но так происходит, только если он один. В разговоре Олег сразу преображается, становится легче. Он говорит, что работа в центре приносит ему громадное внутреннее удовлетворение: "Если я вижу, что кому-то помог, я ложусь спать с мыслью, что живу не зря".

"Тот случай, когда страшно сглазить, но люди, которые по всем признакам давно должны были быть покойниками, каким-то образом стали способны к адекватной самооценке.

Среди таких людей – Настя (имя и некоторые подробности жизни девушки по ее просьбе изменены).

 

Анастейша

"На фото я не согласна, I don’t want…" – с легким иностранным акцентом – и почему-то переходя на английский – говорит моя собеседница. Это та самая "плавная" девушка, которую мы встретили у входа. У нее черные глаза с поволокой и длинные прямые черные волосы, она говорит тихо, но твердо, ее отказ не подлежит обсуждению.

Я смотрю на Настю и ловлю себя на том, что не могу оторвать от нее глаз: с такой внешностью девушка вполне могла бы быть звездой какого-нибудь голливудского сериала. Ее речь и движения осторожные, как будто внутренне она все время идет по краю. Эта странная осторожность вкупе с застывшей в глазах болью придает ее образу притягательность и драматизм.

"Зовите меня Анастейша, okay?" – предлагает девушка.

Английский язык для Анастейши родной, она выросла в Лондоне, хотя родилась в Саратове. Родители развелись, когда Насте было три года, и девочка вместе с мамой уехала за границу на ПМЖ. Там мама вышла замуж за иностранца, который оказался очень богат. Настя жила в одном из самых престижных районов Лондона, в квартале, где живут звезды. "У меня не было никаких ценностей, кроме материальных, – говорит Анастейша, уже подкованная реабилитационным психоанализом. – Моя мама не работала и имела при этом все, и мне казалось, что это и есть настоящая жизнь…"

"Да, а то, что мама вставала рано утром, готовила еду и заботилась о ней с братом, этого она не видела. Ее картина мира была узкой и ограниченной", – вставляет свое слово психолог Татьяна Ермакова.

Отчим Анастейши делал с ней то, о чем стыдно говорить. Психотравма, насилие в семье – классика жанра в действии.

Мама Насти об этом ничего не знала, девочка очень любила своего сводного брата, который родился уже в Лондоне, и не хотела разрушать его жизнь. Терпела и молчала.

Но, видимо, у терпения есть предел – лет в пятнадцать Анастейша начала употреблять наркотики.

По ее дальнейшей жизни Голливуд мог бы снять криминальную драму. Девушка сама добывала себе наркотики, воровала в магазинах, несколько раз переходила через границу, однажды даже неделю сидела в тюрьме, но мама ее вытащила. В семнадцать лет забеременела и родила мальчика, воспитывала ребенка ее мама.

Когда Настя узнала, что в Саратове у нее умирает дедушка, она принялась запасаться наркотиками – девушке не хотелось, чтобы дедушка умер раньше времени при виде ее ломок. "Я долго собирала и собрала, наконец, пять вариантов наркотиков, но опоздала – дедушка умер до моего приезда. По дороге я сама едва не умерла – я была вообще "в хламе", ничего не ела и почти не вставала, у меня была анорексия первой степени…" – рассказывает она.

Пока она была в России, в ее лондонской квартире прошли обыски, полицейские "много чего нашли, приблизительно лет на пять…"

В реабилитационный центр ее привезли без сознания. Что только она ни делала, чтобы сбежать: визжала, кричала, разжигала в комнате костер, дралась и бросала в лицо директору бутылки, била стекла…

"Красавица, говорите? Посмотрите, какой "красавицей" она к нам приехала…" –Алексей, явно собираясь произвести на меня впечатление, показывает в телефоне фотографию несчастного тощего существа с исколотым животом, валяющегося без сознания на кушетке… В существе сложно узнать Анастейшу.

С тех пор прошло полтора года. Настя уже окончила курс терапии и теперь приезжает в центр на постреабилитационную программу, которую ведет Татьяна Ермакова. Как говорит Татьяна Анатольевна, при лечении важно было найти тот фон чувств, который Настя в себе подавляла, вытащить его на поверхность ее сознания и заново прожить таким образом, чтобы эти чувства уже не причиняли ей боль и не толкали к зависимости.

Хотя это, конечно, очень примитивное объяснение, и в деле все намного сложнее. Сейчас психолог помогает Насте справляться с обычной, а точнее, необычной для нее новой трезвой жизнью.

Сама Настя говорит, что основным мотивом взять себя в руки стал ее маленький сын.

"Ему и так в жизни досталось, он столько пережил. Я помню его глаза, когда он видел меня, валяющуюся в крови, и не мог понять, что происходит. И я больше не хочу, чтобы моему сыну было больно…" – говорит Настя.

 

Руслан

Мы спускаемся в кухню, чтобы поговорить с Русланом. Обед, судя по всему, почти готов, из кухни доносятся аппетитные запахи.

Руслану 33 года, в Энгельс приехал из Подмосковья, и это еще не самый дальний путь. Его напарник по кухне Станислав – из Архангельска. Кстати, выглядит Стас так, будто заскочил сюда из университета – интеллигентное лицо, осознанный взгляд, черные очки. Все это совершенно не вяжется с тем образом "упоротых" асоциальных дегенератов, какими представляются обществу наркоманы. Алексей Тарасов дополняет разрыв шаблона – у некоторых подопечных родители преподаватели вузов с учеными степенями. Иногда в число резидентов попадают и отпрыски местных политиков и чиновников. Контингент состоятельный…

Неплохо выглядит и Руслан. Как при двадцатилетней зависимости ему удалось сохранить нормальную мужскую привлекательность и относительно здоровый вид, загадка. О своей судьбе парень, как и все "бывшие", рассказывает охотно, говорит, что за годы многолетнего угара успел испортить отношения со всеми самыми близкими людьми. Воровал, думал только о том, где бы "достать". Короткий "розовый" период без последствий сменился двадцатью годами ада. "Дальше я даже удовольствия не получал", – признается Руслан.

Зависимым себя он не признавал, как и вором. Воруя у родителей золото, был уверен, что "берет в долг". Когда приехал в центр, считал себя не то что приличным человеком – едва ли не святым. Самое страшное, что примерно так же считали и его родители, в упор не желавшие видеть очевидное. "Даже когда я вынес из дома все золото, они мне ничего не сказали. Я знал, что они знают, но почему-то молчат. Господи, до какого же дна я упал…" – говорит Руслан и так и замирает с ножом и картошкой в руке. Несколько секунд его лицо остается неподвижным, он словно пытается разглядеть то самое дно, на котором когда-то побывал. Я смотрю на него и чувствую, как его мускулы и нервы сжимает боль…

Тогда он не понимал, почему его любимые родители живут с широко закрытыми глазами, но теперь-то он знает, что так срабатывает механизм отрицания – защитная функция психики, которая не дает человеку видеть вещи такими, какие они есть. Так происходит не только с самим наркоманом, но очень часто и с его созависимыми родственниками. Людям бывает проще закрыться от убийственной проблемы, чем пустить ее в свой измученный мозг. Хотя именно самообман в конечном итоге и убивает…

"Однажды я сказал себе – стоп, хватит, но очень быстро сорвался и своровал у самого близкого друга. Это был единственный и последний человек, который меня не бросал. И вот я у него украл. Понимаете? Я даже не заметил, как обнаружил себя идущим за очередной дозой, но, обнаружив, не смог себя остановить. На следующее утро мне было так стыдно оттого, что я так низко пал, так остро мучила совесть, что я позвонил другу и признался, что я украл у него деньги и "проторчал" их. Но вы представляете, мой друг от меня не отвернулся, не послал меня, он сказал – я тебе помогу. Он направил меня сюда, в этот центр, оказалось, что он тоже бывший реабилитант…" – вспоминает Руслан.

Я спрашиваю парня, как он вообще подсел на наркотики.

"Понимаете, мне было некомфортно жить, весь я был полон каких-то комплексов и страхов, был неуверен в себе, – Руслан опять отрывается от картошки, он снова сильно взволнован. – Помню, лет уже с пятнадцати мне очень хотелось общаться с девочками, но я не знал, как это сделать, боялся, стеснялся, не мог себя преодолеть. А наркотики дали мне свободу и ощущение, что я все могу. В тринадцать попробовал легкие наркотики, в пятнадцать перешел на героин. Все мои друзья, с которыми торчали, сегодня уже умерли. Это просто чудо какое-то, что я остался жив…"

Уже в восемнадцать лет Руслан стал папой, сегодня его сыну пятнадцать лет, и он поддерживает с ним отношения. Его маму Руслан любил и женился на ней дважды. Дважды она его прощала, но в третий не выдержала. Сейчас парень снова мечтает о семье, но в то, что это будет его бывшая жена, не верит.

"Я думаю, что после той боли, что я ей причинил, и всего, что она пережила из-за меня, у нас не получится построить нормальные здоровые отношения. Даже если все будет хорошо, меня будет преследовать чувство вины, и это не даст нам возможности быть счастливыми. Мне нужно начать с чистого листа, а она, быть может, будет счастлива с кем-то другим, я ей очень этого желаю…" – подытоживает Руслан и добавляет, что раньше такого бы никогда не сказал, потому что всегда был эгоистом.

Я не могу удержаться и делаю ему комплимент – для недавнего наркомана молодой человек очень здраво рассуждает. Алексей Тарасов делает мне знак. Позже он объяснит, что делать наркоманам комплименты – смерти подобно. Нарциссизм, который так искажает картину мира наркомана и на который с таким трудом удается открыть глаза в ходе реабилитации, слишком коварен, чтобы так легкомысленно его подпитывать.

"Когда они употребляют, они думают только о себе, зациклены на себе. Они уверены, что весь мир вертится вокруг них, что семья им должна, но что они должны что-то семье, своим родителям, женам, им даже в голову не приходит. Стоит наркомана как-то неосторожно похвалить, и он опять начнет думать, что это он такой, весь из себя замечательный, и что выздоровление – это исключительно его заслуга, потому что он особенный, не такой, как все. Допустить этого никак нельзя", – объясняет Алексей опасности реабилитационного периода.

 

Максим

Максим – жизнерадостный и физически довольно крепкий молодой человек, который почему-то не собирается скрывать свое лицо. Он заходит в комнату, улыбаясь.

"А чего мне скрывать? Я принял свое прошлое, смирился с ним, я его уже никак не изменю, бояться мне нечего", – объясняет он причины своей медийной бесстрашности.

Похоже, здесь, в этом центре, каждый первый – философ. Этому – 28 лет.

В отличие от Анастейши и Руслана, Максима в жизни ничего не мучило, все у него было хорошо, хорошая, полная семья. Просто парню хотелось "все в жизни попробовать", его привлекала дворовая бандитская романтика, он обожал фильмы "Бумер" и "Бригада" и хотел быть похожим на тех крутых пацанов из кино. Девочки, шпана – все это заводило.

"Ну и плюс вот эта моя гиперактивность, я даже в школе не мог сидеть на одном месте", – вспоминает диагнозы детства Максим.

Чтобы дать выход энергии, в восемь лет родители отдали мальчика в бокс, там он прозанимался до семнадцати лет, у него отлично получалось – разряды, перспективы. Но в семнадцать появилась та самая "плохая" компания, и энергия пошла совсем в другое русло. Боксер стал наркоманом…

Следы боксерского прошлого и сейчас заметны – мускулатура, бицепсы.

О том периоде Максим говорит просто: воровство, предательство, золото у матери таскал... В отличие от Руслана, он, как видно, не склонен к самоанализу, он явно человек действия.

С тех пор прошло уже десять лет, столько же лет и его дочери. Она для него главный стимул. "Если буду выздоравливать, то смогу быть отцом, смогу радовать маму и возместить ей все то, что я у нее наворовал", – объясняет Максим.

В центре он уже десять месяцев. Из них четыре отчаянно пытался сбежать, но потом "что-то щелкнуло в голове" – и он решил остаться. Татьяна Ермакова позже скажет, что это не у него "в голове щелкнуло", а они всей командой специалистов огромными трудами этот щелчок подготавливали и тщательно планировали, в том числе работой с родственниками.

Максим рассказывает, что в центре народ не скучает. Летом сажают огород (куда ж без трудотерапии?), зимой вместе устраивают походы в лес, разжигают костер, жарят шашлык. Ухаживают за кошками, ходят в магазин, готовят еду, организуют представления, даже празднуют вместе Новый год. В общем, живут обычной жизнью.

Прощаясь, я желаю Максиму удачи. Он улыбается и крепко жмет руку.

 

Советы для умных родителей

Я сообщаю Алексею, что "контингентом" несколько удивлена. Он советует не обольщаться. Ведь я общалась только с теми, кто уже способен говорить, да и тех не видела в момент поступления…

Наркозависимость – не ветрянка. И то, что в процессе реабилитации у некоторых стали вставать на место мозги, еще не значит, что эти люди – не психопаты, говорит Алексей. Психологи и аддиктологи не боги. В любой момент щелчок в голове может сработать в обратную сторону, и – прощай, дедушка Фрейд…

Еще одна проблема – в менталитете. На Западе наркозависимость – это болезнь, такая же, как рак или диабет, с небольшими уточнениями, и относятся к ней именно как к болезни, которую надо лечить, говорит специалист. У нас же наркоманы – это отбросы общества, с которыми нянчиться не принято. Их считают "уродами", которые берутся неизвестно откуда и уходят неизвестно куда. О том, что зависимый человек мог стать жертвой обстоятельств – генетики, психотравм и неправильных моделей воспитания, – никто не думает. И, конечно, наркоманов никто не жалеет. Сел на иглу – сдохни.

Психолог Татьяна Ермакова утверждает – есть модели воспитания, которые при определенном стечении обстоятельств дают ребенку много шансов пополнить группу риска. Я попросила Татьяну Анатольевну хотя бы на скорую руку перечислить ошибки, которые косвенно могут подтолкнуть подростка отправиться на поиски той самой призрачной свободы и счастья, о которых говорил Руслан:

 

1. У ребенка не нужно перехватывать инициативу. Даже маленький ребенок должен чувствовать, что он личность. Если малыш пытается завязывать шнурки и делает это очень медленно, не надо в спешке завязывать их за него – рассчитывайте свое время. Дайте ребенку возможность действовать по принципу "я сам".
2. Не критикуйте ребенка, избавьтесь от этой чисто русской, а возможно, советской привычки. Любуйтесь его ошибками. Если ребенок вместо 18 ошибок сделал в тексте 15, восхищайтесь им и поддержите его. Не нужно формировать в ребенке комплекс неполноценности. Не бойтесь ребенка хвалить.
3. Не перенимайте у ребенка ответственность за его жизнь. Давайте ребенку возможность хотя бы иногда сталкиваться с последствиями его действий, даже если эти действия ошибочны. Не пытайтесь растить ребенка в башне из слоновой кости.
4. Не надо давать ребенку слишком жесткие установки, отнимающие у него внутреннюю свободу и ощущение полноты жизни. Не требуйте у ребенка "всегда быть хорошим мальчиком (девочкой)", "учиться на одни пятерки" и "всегда слушаться маму". Не сковывайте его чувства. Слишком жесткие границы обязательно будут нарушены.
5. Одной из базовых потребностей человека является потребность в смысле. Научите ребенка искать смыслы во всем, что происходит с ним, и это убережет его от потребности заполнять свою внутреннюю пустоту суррогатами.

 

Это очень приблизительные рекомендации, которым можно не следовать буквально, важнее понять их суть. А суть состоит в том, что нельзя отнимать у ребенка возможность быть счастливым и свободным. Более того, этому счастью и свободе ребенка нужно учить. Потому что без этого умения человеку в жизни плохо. И всегда найдется суррогат, который эти базовые чувства заменит и возместит…

Также психолог посоветовала почитать книгу Николая Козлова "Простое правильное детство". У книги есть подзаголовок – "книга для умных и счастливых родителей".

Наверное, это книга для всех нас...

 

Вместо послесловия

Расследование, посвященное реабилитационным центрам для наркоманов, вызвало среди читателей резонанс. В редакцию пришло письмо от жительницы Заводского района Елизаветы Губерниевой, мамы 15-летнего подростка. Ее отзыв мы решили опубликовать:

 

"Уважаемое информагентство "Взгляд-инфо", спасибо за то, что затронули эту тему. Мне кажется, сейчас нужно активно освещать эту проблему, чтобы родителей расшевелить. О проблеме молчат, может, потому, что это очень доходный бизнес?..

У меня сыну 15 лет, и мы каждый день с ним откровенно разговариваем о ребятах из нашего района, как они шифруют названия наркотиков, чтобы родители не догадались, даже если прочтут переписку ("цветы", "плюха", "пятка"...). За окном я часто вижу ребят с бульбуляторами, говорю их родителям, но они не верят, так как от этих наркотиков не остается следов, доказать невозможно, дети ведь никогда не признаются....

Страшно порой осознавать, что мы растим поколение зависимых. Хочется оградить детей от этого, но ведь оградить от наркотиков еще есть возможность, а вот оградить от окружения, в котором через одного наркоман, уже не получится. Живем мы в Заводском. Но мне кажется, сейчас везде полно этой заразы. Что говорить, если даже взрослые грешат спайсами…

Я со всеми ребятами стараюсь дружить, общаться, помогать им. Так печально видеть все это, тем более среди наркоманов есть совсем дети, с личиками ангелов и такими чистыми еще глазами…"

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно